Почти четверть преступлений с нанесением тяжких телесных повреждений в России совершается в семьях. Доклад Центра «Насилию.нет»

2024 год объявлен Годом семьи. Одной из целей в соответствующем указе президента названо «сохранение традиционных семейных ценностей». Семья — действительно важнейшая ценность для россиян: например, в опросе ВЦИОМ 2023 года об этом заявили 68% респондентов. В другом опросе того же года «семья» — самый популярный (24%) ответ на вопрос о том, что делает людей счастливыми. 

Вторая цель объявления Года семьи — «популяризация госполитики в сфере защиты семьи». В России проживают 24,5 млн семей; защита и поддержка требуется им в связи с самыми разными проблемами. Например, в 2021 году 5,9% домохозяйств относились к малоимущим, а суммарная задолженность по алиментам превышала 156 млрд рублей. В 2022-м 12,9% домашних хозяйств не хватало денег на что-либо кроме еды, а каждому десятому ребенку в возрасте трех–шести лет не досталось места в детском саду. А еще, по данным МВД, в 2022-м в семьях было совершено почти 123 тыс. преступлений, из них 51 тыс. — против жизни и здоровья.

В еще одном опросе ВЦИОМ 2023 года респонденты перечислили признаки идеальной семьи. Большинство — 66% — считают, что это взаимопонимание, взаимоуважение, забота друг о друге. Среди других популярных ответов — «счастливая, дружная семья, гармония» (28%), «где есть любовь» (20%). К сожалению, реальность с идеалом расходится.

Каждые 10 минут в одной из российских семей совершается насильственное преступление.

В России есть давняя традиция внимания к этой проблеме. Например, еще в 1993 году думская фракция «Женщины России» начала разрабатывать проект закона о семейно-бытовом насилии. В 2015-м для этого была создана рабочая группа при Министерстве труда. Однако закон не принят до сих пор. В конце 2021 года председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко заявила, что хотя такой закон необходим, его принятие может спровоцировать раскол в обществе, а пока что сенаторы «решили взять паузу» в его обсуждении. Некоторые — как Глава комиссии РПЦ по вопросам семьи Федор Лукьянов — и вовсе считают проблему домашнего насилия надуманной.

Но действительно ли проблема преувеличена, а ее решение на законодательном уровне расколет общество? Мы попробовали выяснить, каковы могут быть реальные масштабы семейно-бытового насилия в России и как к этой проблеме относятся сами граждане.

Данные: источники и ограничения

В России на текущий момент нет доступной и полной статистики домашнего насилия.

Росстат со ссылкой на МВД публикует данные о числе насильственных преступлений, совершенных в отношении супруга, сына или дочери. Но делает это с задержкой — последний выпуск датирован 2021 годом. 

При этом в приводимую Росстатом статистику не попадают преступления, совершенные в отношении бывших супругов, сексуальных партнеров, племянников, внуков — в общем, любых людей, которые де-факто могут являться семьей, но не соответствовать определению «супруг», «сын или дочь». 

А декриминализация побоев в 2017 году исказила общую картину, создав впечатление резкого падения уровня насилия в отношении членов семьи.

Дополнительный источник информации по умышленным убийствам — Управление ООН по наркотикам и преступности. Оно включает в статистику убийства, совершенные любыми членами семьи, а также интимными партнерами. А кроме того, иначе, чем российские правоохранительные органы, трактует само понятие убийства. УНП ООН использует официальные данные, полученные от государств.

На сайте crimestat.ru можно найти статистику МВД, собранную по по форме 4-ЕГС. С 2021 года в ней появились данные по числу преступлений, совершенных «членом семьи, супругом, сожителем, сексуальным партнером (в том числе бывшими)» — такая трактовка семейных отношений шире, чем у Росстата.

C 2023 года «в связи с доработкой функциональности портала правовой статистики размещение статистических данных… приостановлено». Свежая информация по зарегистрированным преступлениям не публикуется. В урезанном виде ее можно найти в ежемесячных отчетах «Состояние преступности», публикуемых на сайте МВД.

Зная, 1) какой процент от всех предварительно расследованных преступлений составляют преступления, совершаемые в семье, 2) сколько преступлений было предварительно расследовано в 2023-м и за первую половину 2024 года, — мы можем посчитать, сколько преступлений в 2023-м и 2024 году было совершено в семье, если предположить, что процент остался прежним.

Однако у такого подхода есть ограничения. Во-первых, небольшая выборка: всего 24 месяца (2021 и 2022 год). Во-вторых, 2021-й и 2022-й — пандемийные годы, когда уровень домашнего насилия вырос. Это значит, что основанные на этих данных прогнозы могут быть завышены. 

С другой стороны, официальные данные, скорее всего, на самом деле занижены, а в реальности преступлений больше. И это — главная проблема любой официальной статистики по домашнему насилию.

Одна из причин — ограниченность имеющейся информации. В отчетах МВД, опубликованных после 2022 года, указана статистика только по нескольким видам преступлений. В них ничего не говорится об истязаниях, причинении легкого вреда здоровью и, тем более, о психологическом или экономическом насилии.

Другая причина — латентность преступлений. 

— Официальная статистика преступности ведется по оконченным расследованиям. Это означает, что уголовное дело уже возбуждено. При этом побои у нас вообще не считаются преступлением. Причинение легкого вреда здоровью — преступление частного обвинения, возбуждается судом по заявлению потерпевшего. Остаются убийства, причинения тяжкого вреда здоровью и вреда средней тяжести.

Прочитать комментарий полностью

По убийствам дела, конечно, возбуждаются. По причинению тяжкого вреда здоровью — более-менее, хотя и в этих случаях правоохранители умудряются иногда примирять стороны. Возбуждение дел по причинению средней тяжести вреда здоровью идет очень плохо. Чаще всего расследование растягивается на пару лет, и дело просто не доходит до суда.

Есть еще один нюанс, про который говорят и сами полицейские: карточки статистического учета. Их заполняют, когда расследование окончено и дело должно быть передано в прокуратуру для утверждения обвинения. Так вот: заполняют их кое- как, часто этим занимаются стажеры. 

Сами сотрудники полиции говорят, что на все заявления о преступлениях у них порядка 16% возбужденных уголовных дел. Можем ли мы хоть как-то ориентироваться на эти данные? Я считаю, что нет. На мой взгляд, ориентироваться стоит на соцопросы. 

В 2011 году Росстат в партнерстве с Фондом ООН в области народонаселения и Центром по контролю и профилактике заболеваний (США) провел выборочное обследование репродуктивного здоровья женщин, которое затронуло и тему семейного насилия. Обследование охватило более 10 тыс. женщин в возрасте 15–44 лет. Тогда каждая пятая респондентка (20%) призналась, что хотя бы раз в жизни подвергалась физическому насилию, более трети (38%) сообщили о вербальном насилии, 4% — о сексуализированном насилии со стороны члена семьи. Но с тех пор Росстат подобных исследований не проводил.

С меньшими выборками проходят опросы служб исследования общественного мнения — ФОМ, «Левада-Центра»*, ВЦИОМ, Russian Field. В марте 2024 года опрос 1600 респондентов 18 лет и старше провела группа авторов из Санкт-Петербургского государственного университета, Российского университета дружбы народов и Всероссийского научно-исследовательского института МВД России.

При этом интервьюеры редко конкретизируют, что именно они подразумевают под насилием, и респонденты отвечают, исходя из собственных представлений о допустимых отношениях в семье. 

— Чем конкретнее сформулирован вопрос, тем больше уверенности, что человек его понимает именно так, как его понимает и исследователь. Если вопрос общий или, наоборот, сложно сформулирован, на каждом этапе исследования может быть искажение. Интервьюер мог как-то не так зачитать вопрос, респондент мог как-то по-своему его понять.

Кроме того, такие опросы не затрагивают проблемы сексуализированного, экономического, психологического насилия. Чтобы восполнить этот пробел, в 2021 году социологи Эмиль Камалов и Иветта Сергеева из European University Institute провели исследование с использованием стандартизированного опросника ООН и техник, которые повышают готовность респондентов давать откровенные ответы на вопросы, касающиеся чувствительных тем. При этом надо учитывать, что получены они были в пандемийном 2021 году и не учитывали насилие в отношении детей.

В 2022 году Академия безопасности Ольги Бочковой и Консорциум женских НПО провели исследование о сексуализированном насилии, в том числе в отношении детей. Они проанализировали тексты с сайта Следственного комитета и статистику МВД, а также опросили более 17 тыс. человек. Правда, их выборка не отражает генеральную совокупность: более 99% ответивших на вопросы — женщины (от 13 до 66 лет, из разных регионов России), которые пользуются интернетом и интересуются либо психологическим здоровьем, либо сексуальной безопасностью; большинство имеет высшее образование.

Наконец, еще один источник данных — судебные решения. Судебная статистика позволяет «увидеть» те преступления, которые не попадают в уголовную — например, побои. А также проанализировать судебную практику и понять, с чем приходится сталкиваться потерпевшим, чтобы добиться справедливости.

Анализ судебных решений проводил Консорциум женских неправительственных объединений с помощью программы «Алгоритм света», которая выявляет в приговорах факт домашнего насилия. Две первые волны были посвящены убийствам женщин в семьях — в 2011–2019 годах и в 2020–2021 годах. Третья волна была посвящена причинению тяжкого вреда здоровью, которое не повлекло смерть потерпевшего — изучались приговоры, вынесенные с 2011 по 2022 год. В ноябре 2024 года проект представил данные за 2022–2023 годы.

В том же месяце издание «Верстка»* опубликовало результаты исследования, в ходе которого были проанализированы решения, вынесенные судами с 1 января по 30 июня 2024 года — всего около 30 тыс. актов. Среди них, как пишет издание, с помощью языковой модели на базе искусственного интеллекта было выделено около 5000 судебных решений по делам о партнерском домашнем насилии. 

Однако «Верстка»* отмечает, что не все решения по делам, рассматривавшимся в первой половине 2024 года, к началу исследования были опубликованы и попали в подборку. А кроме того, из исследования неясно, когда все эти преступления были совершены — разбирательства иногда могут длиться годами.

Кроме того, не всякое заявление, поданное в полицию, вообще доходит до суда. Стороны примиряются, пострадавшие забирают заявления. В последние годы наметилась новая тенденция: дела прекращаются, если обвиняемый заключает контракт с Минобороны. А если дело прекращено и по нему нет решения суда, то его нет и в судебной статистике.

Основные выводы

• Около 21–23,9% из всех предварительно расследованных убийств были совершены в семье. В 2023 году, по самым консервативным оценкам, могло произойти около 1200 таких случаев, в первой половине 2024-го — около 650. Из них на покушения может приходиться около 14%, на собственно убийства, соответственно, — 86%. 
• На убийства могут приходиться только две трети насильственных смертей, остальные — на тяжкие телесные повреждения, повлекшие по неосторожности смерть потерпевшего. Таким образом, суммарно в семьях ежегодно происходит минимум 1500 случаев, когда один или несколько человек убил или убили одного или нескольких близких. 
• Каждый год происходит в среднем 1200 случаев, когда женщины погибают от рук близких людей — родственников или партнеров.
• Если говорить обо всех случаях нанесения тяжких телесных повреждений, то почти четверть происходят в семьях. В 2023 году их могло быть около 3750, в первой половине 2024-го — около 1900. Из них 20,4–23,1% приходятся как раз на смертельные исходы.
• Почти треть женщин, получивших тяжкие телесные повреждения от рук родственника, погибают
• Помимо тяжких телесных повреждений, существуют и другие виды физического насилия — вред здоровью средней тяжести, легкий вред здоровью, истязания, побои и другие. Данных по ним мало, а имеющаяся официальная статистика может быть занижена почти в 100 раз.
• В разные годы в разных опросах от 19% до 40% респондентов признавали, что знают семьи, в которых происходит рукоприкладство. От 3% до 29% опрошенных говорили, что физическое насилие происходит в их собственных семьях. 
• Женщины чаще говорят, что в их собственных или знакомых им семьях происходит насилие.
• Сложнее всего оценить ситуацию с сексуализированным насилием: пострадавшие крайне редко обращаются за помощью. Чаще фиксируются обращения по поводу насилия над несовершеннолетними.
• Официальная статистика по сексуализированному насилию в отношении взрослых может быть занижена в тысячи раз (от 1300 до 5000 по разным оценкам). По разным оценкам, в год от 0,4% до 11,5% взрослых людей могут подвергаться сексуализированному насилию.
• В целом от домашнего насилия в первую очередь страдают жены агрессоров. На втором месте — родственницы, не являющиеся ни женами, ни дочерьми. Сыновья и дочери страдают от домашнего насилия примерно в равной степени. Меньше всего достается мужьям.
• Судя по опросам общественного мнения, большинство россиян (стабильно больше 75%, если смотреть разные годы) считают домашнее насилие недопустимым. 
• В разных опросах разных лет респонденты чаще выступали против декриминализации побоев и за принятие закона о профилактике семейно-бытового насилия.

Смерти

Считается, что у преступлений со смертельным исходом низкая латентность: есть тело — есть дело. 

Опираясь на данные МВД за 2021 и 2022 год, мы подсчитали, что 23,9% из всех предварительно расследованных убийств совершаются в семье.

На графике выше виден нисходящий тренд. Если он сохранялся, в 2023–2024 годах доля семейного насилия могла составлять в среднем 21%. На основе этих значений — 23,9% и 21% — можно рассчитать верхнюю и нижнюю оценку количества убийств в семьях в 2023 и 2024 году.

Однако с 2023 года соотношение может быть искажено из-за того, что в общее число убийств и покушений стали, вероятно, попадать обстрелы регионов, граничащих с фронтом, и преступления, совершенные на «новых территориях».

МВД включает в эти цифры не только убийства, но также приготовления и покушения. Какова доля убийств, доведенных до конца, точно неизвестно. Издание «Если быть точным» со ссылкой на судебную статистику указывает: «Из всех осужденных по статье 105 в среднем за последние 10 лет 14% осуждены именно за покушение». Тем не менее, даже с учетом этого невозможно подсчитать количество убитых, ведь в одном деле их может быть несколько. Так что речь здесь идет о том, сколько раз один или несколько человек попытался или попытались убить одного или нескольких близких — успешно или безуспешно.

Некоторые криминальные смерти оформляются не как убийства, а как «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего (ч. 4 ст. 111 УК РФ)». Как пишет «Если быть точным», «соотношение довольно устойчивое: из года в год в статистику убийств не попадает около трети смертей от физического насилия». 

Данные о количестве убийств в семьях приводит и Управление ООН по наркотикам и преступности, — но только до 2021 года включительно. УНП ООН использует официальную статистику государств. Под убийствами подразумеваются деяния, соответствующие трем критериям: 

1. Человек убит другим человеком (объективный элемент). 
2. Преступник имел намерение убить или нанести серьезные увечья жертве (субъективный элемент). 
3. Деяние незаконно (юридический элемент). 

При этом особо оговаривается, что «для целей регистрации все убийства, которые соответствуют перечисленным выше критериям, следует считать преднамеренными убийствами, независимо от определений, предусмотренных национальным законодательством или практикой». Таким образом, под это определение подпадают и доведенные до конца убийства, и смерти в результате тяжких телесных повреждений.

Если сравнить данные из разных источников, картина получится такой (для 2023 года дана нижняя оценка): 

По данным МВД, убийств и покушений в семьях в отношении лиц мужского и женского пола совершается примерно поровну. В среднем 11,5–11,9% всех убийств и покушений — это убийства и покушения, совершенные близкими против лиц женского пола.

Мы также знаем количество случаев, когда лица женского пола гибли из-за нанесения тяжких телесных повреждений — смертельным исходом для них заканчиваются примерно 32,2% случаев.

— В делах, которыми занимаемся мы в Консорциуме женских НПО — когда женщина потерпевшая, — случаи, когда мужчины забивают женщин кулаками, чаще квалифицируются как п.4 ст. 111 УК РФ — «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего». Сотрудники правоохранительных органов обычно говорят: «Мы не видим здесь прямого умысла на убийство. Причинить вред здоровью он хотел, но убивать не собирался, потому что бил кулаками». 

Прочитать комментарий полностью

При этом когда ситуация обратная — женщина защищается от мужчины с ножом, мужчина погибает, — чаще возбуждают дело по ст. 105 УК РФ («Убийство»). Ударила в ногу или вообще задела случайно, а он умер от кровопотери — все равно убийство. Просто потому, что само по себе наличие оружие считается подтверждающим умысел на убийство.

На мой взгляд, это порочная практика: женщина от мужчины тем и отличается, что мужчина может убить женщину голыми руками. 

По ч.4 ст. 111 УК РФ чуть меньшее наказание, чем по ст. 105, и нет нижнего предела, то есть можно «занижать» срок. 

В мае 2024 года издание «Верстка»* обратило внимание на статью в официальном научном журнале МВД, где приводились данные о количестве случаев домашнего насилия — в том числе о количестве погибших женщин (в статье не указано, как получены эти цифры, а также не указано, учитываются ли только взрослые женщины, или все лица женского пола). Информацию о лицах женского пола, погибших от рук интимного партнера или члена семьи, приводит и УНП ООН (учитываются в том числе несовершеннолетние). 

Кроме того, в 2024 году «Консорциум женских неправительственных объединений» опубликовал исследование о домашнем насилии на основе анализа судебных приговоров с помощью программы «Алгоритм света». В судебных приговорах исследователи нашли 2284 упоминания женщин, погибших от рук близких в 2022-м и 2023 году, то есть в среднем по 1142 в год (в 2020–2021 годах — 2680, или в среднем 1340 в год).

Если сопоставить данные из разных источников и расчеты на их основе, вместе они дадут такую картину (для 2023 года дана нижняя оценка):

Хотя числа из разных источников не совпадают, порядок примерно один: каждый год происходит в среднем 1200 случаев, когда женщины погибают от рук близких людей — родственников или партнеров.

В 2021 году с помощью все того же «Алгоритма света» удалось выяснить, что с 2011-го по 2019 год 65,8% убитых женщин были жертвами домашнего насилия. Во время пандемии — в 2020–2021 годах — этот показатель составлял 71%, в 2022–2023 годах снизился до 67%. При этом уровень партнерского насилия растет: если в 2011–2019 годах от рук партнера погибали 81% всех жертв домашнего насилия, то в 2022–2023 годах — уже 93%.

В своем ноябрьском исследовании «Верстка»*, проанализировав судебные решения, принятые в 2024 году, обнаружила 245 приговоров, вынесенных в отношении мужчин, убивших своих партнерш. Каждое третье было убийство было совершено из ревности. Подавляющее большинство виновных получили сроки менее 10 лет. «Верстка»* также приводит пример дела, когда мужчину, систематически избивавшего жену, что однажды привело к ее смерти, приговорили к ограничению свободы (в течение 14 месяцев ему нельзя ходить в кафе и бары и менять место жительства без ведома инспекции) — суд квалифицировал его действия как причинение смерти по неосторожности.

Часть убитых в семьях — несовершеннолетние. По оценке издания «Если быть точным», внутри семьи совершается почти четверть преступлений с несовершеннолетними потерпевшими (это не считая уголовные дела по неуплате алиментов). Если говорить об убийствах несовершеннолетних, то 39% из них происходят в семье. Судя по статистике МВД, ежегодно происходит около сотни таких случаев.

Кроме того, как следует из данных МВД, в 2022 году (за другие периоды данных нет) на каждую попытку убить члена семьи приходилось порядка 10 угроз. И это не просто брошенные в гневе слова — это ситуации, которые реально могли закончиться смертью. 

— Угроза должна быть реально выполнима в момент высказывания. Это не сообщение: «Сейчас приду домой и тебя убью» (в таком случае никто уголовное дело возбуждать не будет). Это когда человек стоит с ножом и угрожает. Или когда уже применяется физическое насилие — например, в момент избиения или удушения. 

Физическое насилие

В своем ноябрьском исследовании издание «Верстка»* отмечает: многие убитые женщины, страдали от систематического насилия. Некоторые даже ранее обращались в полицию.

В официальной статистике прежде всего доступны данные о тяжких телесных повреждениях. Что именно к ним относится, описано в ч.1 ст. 111 УК РФ: «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека, или повлекшего за собой потерю зрения, речи, слуха либо какого-либо органа или утрату органом его функций, прерывание беременности, психическое расстройство, заболевание наркоманией либо токсикоманией, или выразившегося в неизгладимом обезображивании лица, или вызвавшего значительную стойкую утрату общей трудоспособности не менее чем на одну треть или заведомо для виновного полную утрату профессиональной трудоспособности».

Расчеты на основе данных МВД показывают, что около 23,7% всех подобных случаев происходят в семьях.

При этом надо учитывать, что это — все случаи причинения тяжкого вреда здоровью, которые описаны в ст. 111 УК РФ, в том числе и закончившиеся смертельным исходом. В живых остаются в среднем порядка 76,9–79,6% потерпевших, но это соотношение не устойчивое.

В 2022 году авторы исследования «Алгоритм света», изучив приговоры по делам о причинении тяжкого вреда здоровью, которое не повлекло смерть потерпевшего, выяснили, что от рук партнера или родственника пострадали не менее 43% потерпевших женщин, тогда как у мужчин эта доля составляет 16%. «Таким образом, домашнее насилие — проблема, с которой преимущественно сталкиваются именно женщины», — делают вывод авторы исследования.

Если же верить данным МВД, из всех случаев нанесения тяжких телесных повреждений в семьях 54,9–57,9% совершаются против лиц мужского пола, 42,1–45,1 — против лиц женского пола. Но противоречия здесь нет: мужчины в принципе чаще женщин становятся потерпевшими по разным видам преступлений. Например, в 2022 году это соотношение выглядело так:

— Тяжкие телесные повреждения обычно наносятся в состоянии алкогольного опьянения, так что конфликты мужчин между собой происходят ничуть не реже, чем в отношении женщин. При этом само понятие семьи может трактоваться максимально широко. Например, как «лица, проживающие совместно, имеющие родственные отношения и ведущие совместное хозяйство». В деревне могут жить мать, отец, дети, прабабушки, двоюродные братья и сестры — и все они подпадают под это определение.

Об этом же пишут авторы в работе «Домашнее насилие в Российской Федерации (состояние, проблемы криминологической оценки)» криминологи Владислав Щепельков (СПбГУ) и Елена Тимошина (Всероссийский научно-исследовательский институт МВД России), а также социолог Сергей Савин (РУДН): «От более тяжких преступлений, совершаемых на семейно-бытовой почве, чаще страдают мужчины, тогда как от менее тяжких преступлений чаще страдают женщины».

В 2021-м и 2022 году из всех лиц женского пола, получивших тяжкие телесные повреждения в семье, выживали около 67,8%.

В уже упоминавшейся выше статье в научном журнале МВД, на которую в мае 2024 года обратило внимание издание «Верстка»*, также приводились данные о том, сколько женщин получили тяжкий вред здоровью от рук близких в 2021 и 2022 году, — они не совпадают с теми, что можно найти в официальной статистике, но близки к ним. Также там есть данные по другим преступлениям против женщин. Их можно сопоставить с расчетами на основе данных из отчетов МВД (для 2023 года дана нижняя оценка): 

Следует учитывать, что причинение легкого вреда здоровью относится к делам частного обвинения. Это значит, что пострадавший должен самостоятельно собирать доказательства. Очевидно, что большинство этого не делают, а следовательно, дела часто не заводятся и многие случаи вообще не попадают в статистику. 

Частное обвинение — это когда пострадавший пишет заявление в полицию, а ему присылают ответ, что он может привлечь нападавшего к ответственности самостоятельно, написав заявление в мировой суд. Часто пострадавший этого не делает. Или пишет заявление: «По ранее поданному мной заявлению проверку просьба не проводить». Полиция о преступлении знает, но к ответственности никого не привлекают. 

Прочитать комментарий полностью

Если совершено тяжкое преступление, то правоохранители уже не могут не реагировать, они обязаны проводить проверку. Но бывают ситуации, когда родственники помирились и начинают «выгораживать» совершившего преступление. 

Не всегда важна именно родственная связь, но близкие отношения (например, когда люди просто сожительствуют) влияют на латентность преступления. Велика вероятность, что они помирятся. Например, сожитель избил сожительницу, но она его простила и вместо того, чтобы написать заявление и привлечь нападавшего к ответственности, начинает рассказывать, что сама ударилась или на нее хулиганы напали в темном переулке.

А если вред здоровью не причинен, в этом случае предусмотрено не уголовное, а административное наказание. Это, например, касается побоев, не повлекших вреда здоровью. К уголовному наказанию за них привлекают только тех, кого ранее уже привлекали к административной ответственности за аналогичное деяние и ее срок еще не истек. Вероятно, именно такие случаи учитывает научный журнал МВД, на который ссылалась «Верстка»*. 

Для сравнения: к административному наказанию за нанесению побоев в отношении женщин в 2023 году привлекли 13 241 человека (что почти в пять раз больше, чем цифра, которую приводит научный журнал МВД за 2022 год). Такие данные в июле 2024 года привела московский омбудсмен Татьяна Потяева, выступая во время круглого стола Комитета по защите семьи на тему работы кризисных центров для женщин, находящихся в трудной жизненной ситуации, — ее цитирует Telegram-канал «Осторожно, новости». 

По данным собственного исследования «Верстки»*, только в первой половине 2024 года суды рассмотрели около 3000 административных дел о побоях.

— Молодые девушки читают паблики и начинают понимать, что насилие — это не только когда тебе ребро сломали. У нас был случай, когда женщина около 30 лет говорит: «Насилия физического нет. Он не бьет, он просто трясет, толкает». Один раз толкнул так, что у нее было сотрясение мозга, но — «руками не бьет». Более молодые заявительницы понимают, что это ненормально. 

Еще бóльшие значения дают результаты опросов. Обычно людей в них спрашивают, знают ли они в своем окружении семьи, где происходит насилие. В разные годы разные службы изучения общественного мнения получали разное количество утвердительных ответов — от 19% до почти 43%.

Вероятно, какое-то количество респондентов, ответивших так, могли бы сказать: «Насилие происходит в моей собственной семье», — но они стесняются в этом признаться. 

— Личный опыт столкновения с насилием — особенно чувствительный вопрос. Респондент может не хотеть говорить об этом, потому что испытывает стыд, или пережил травматический опыт, или рядом находятся члены семьи. Имеет значение и личность интервьюера — если такой вопрос задает мужчина, женщине может быть некомфортно на него отвечать. В специализированных исследованиях соблюдаются определенные правила, которые позволяют снять напряжение отвечающих: например, интервьюер — женщина, желательно старшего возраста, иногда анкеты отдаются на самозаполнение. Но такие исследования проводятся редко.

В 2023 году социологи Эмиль Камалов и Иветта Сергеева опубликовали исследование (данные собраны в 2021-м), в котором провели два опроса, поквартирный и интернет-анкетирование. Во втором случае больше людей оказались готовы ответить откровенно. Кроме того, вопросы были сформулированы таким образом, чтобы ответы не зависели от того, что респондент считает насилием, а что не относит к нему (в них содержались указания на конкретные действия: «Давал(а) пощечины или бросал в вас какие-либо предметы, способные причинить вред?», «Толкал(а) или пихал(а) или дергал(а) за волосы?» и т.п.). На основе полученных ответов социологи дали две оценки распространенности физического партнерского насилия.

При этом, если посмотреть опросы разных лет, за редким исключением женщины чаще говорят, что в их собственных или знакомых им семьях происходит насилие.

Но главное — опросы позволяют увидеть, насколько занижена официальная статистика. Социологи Камалов и Сергеева спрашивали своих респондентов об опыте насилия не только в течении жизни, но и за 12 месяцев, предшествовавших опросу, — с декабря 2020-го по декабрь 2021-го. Для простоты примем, что речь про 2021 год. МВД тогда зафиксировало 53,6 тыс. случаев, когда взрослые пострадали от физического насилия со стороны близкого и остались живы (общее число преступлений, совершенных в семьях, минус убийства, тяжкие телесные повреждения со смертельным исходом, преступления против половой неприкосновенности, а также все преступления против несовершеннолетних). По данным же социологов, физическому партнерскому насилию в тот год подверглись от 3,8% до 4,9% взрослого населения России. В абсолютных значениях это от 4,4 млн до 5,7 млн человек. 

Разница — почти в 100 раз! И это при том, что авторы исследования рассматривали только партнерское насилие, тогда как в статистику МВД попадают все случаи физической агрессии между членами семьи.

Владислав Щепельков, Сергей Савин и Елена Тимошина провели всероссийский опрос людей в возрасте 18 лет и старше в марте 2024 года. 1% опрошенных сообщили, что за последний год подверглись физическому насилию со стороны члена семьи; кроме того, 14,3% респондентов были в этот период свидетелями домашнего насилия среди соседей или близких. То есть за 12 месяцев каждый седьмой россиянин хотя бы раз наблюдал, как дома, в семье — там, где, казалось бы, каждому обещаны спокойствие, безопасность и поддержка, — людям причиняли боль. 

Сексуализированное насилие

Официальные данные о таких преступлениях скудны. Судя по ним, в семьях совершается около 25,3–27,17% изнасилований (причем здесь, как и в случае с убийствами, в одну графу записываются не только совершенные преступления, но также приготовления и покушения), а всего преступлений против половой неприкосновенности — в 4,2–4,5 раза больше. Но стоит сразу иметь в виду: эти данные сильно занижены.

— В России нет качественных статистических исследований о распространенности сексуализированного насилия. В любом случае можно говорить только об очень приблизительной оценке, при этом недостаточно опираться только на официальные данные, которые публикуют правоохранительные органы. Причин тому несколько.

Прочитать комментарий полностью

Во-первых, не все формы сексуализированного насилия признаются преступлениями и могут попасть в статистику. Российское законодательство в качестве критериев преступления против половой неприкосновенности использует наличие дополнительного насилия, например, физического. Насилие со стороны супруга или родственника, особенно если пострадавшая не сопротивлялась, многими сотрудниками правоохранительных органов даже не считается за изнасилование.

Во-вторых, в официальных отчетах отдельно публикуют данные только по статье 131 УК РФ, при этом объединяя данные по статьям 132–135, будто это одно и то же. И не публикуют данные по другим статьям УК РФ, которые тоже имеют отношение к сексуализированному насилию, например, 137, 127.1, 240, 242.

В-третьих, как и у любых видов преступлений, у сексуализированного насилия есть латентность. Часть преступлений не учитывается в статистике по разным причинам. В криминологии есть способы расчета коэффициента латентности для каждого вида преступлений, но к сожалению, последнее такое исследование об изнасиловании было проведено в 2009 году. Тогда этот коэффициент составлял 7,5, то есть нужно было умножить число зарегистрированных заявлений о преступлении на 7,5, чтобы получить фактическое количество совершенных изнасилований. Хотя есть основания полагать, что этот коэффициент мог вырасти за последние годы. 

Авторы исследования «НеТабу», проведенного Академией безопасности Ольги Бочковой совместно с Консорциумом женских НПО, проанализировав статистику МВД и тексты с сайта Следственного комитета, пришли к выводу, что от 21% до 29% преступлений, связанных с сексуализированным насилием совершаются членами семьи или родственниками. 

Самые уязвимые для сексуализированного насилия — дети. Авторы «НеТабу» выяснили, что риск пострадать от этого резко возрастает в период с четырех до шести лет, достигает пика с семи до 12 лет, держится на высоком уровне до 15 лет, а с 16–17 лет снижается (напомним: большинство респондентов исследования — женщины).

— Я работаю давно, и такого количества обращений по поводу сексуализированного насилия над детьми раньше не было. Но у меня есть подозрение, что самого насилия было столько же, просто латентность была выше, потому что об этом не говорили. В последние годы об этой проблеме говорят очень много, соответственно, обращаемость выросла.

Кроме того, раньше даже до возбуждения уголовного дела не доходил, доследственные проверки шли годами. Сейчас у Следственного комитета другая позиция — уголовное дело возбуждают сразу, проводят расследование.

— Из тех кейсов [сексуализированного насилия в отношении детей], которые я знаю, можно сделать вывод, что правоохранительные органы в последнее время более внимательно относятся к этой проблеме. Если говорить о домашнем насилии в целом, то отношение госорганов, каким бы оно ни было, упирается в скудность законодательной базы по этой категории дел.

— К сожалению, в нашей практике такого тренда мы не видим. Все зависит от конкретных людей на местах. Если повезет и попадется следователь с человеческим отношением, который мотивирован добиться справедливости, тогда, действительно, есть шанс, что к делу будут привлекать специалистов, разбирающихся в проблеме. Здесь важно отметить, что весь процесс может сильно осложняться сменой следователя, ведущего дело, — тогда все придется делать заново. 

Это находит отражение и в официальной статистике. Проанализировав данные МВД и тексты с сайта Следственного комитета, авторы «НеТабу» приводят такие данные: несовершеннолетние девочки являются основными потерпевшими (от 70% до 75% от общего числа потерпевших, от 80% до 83% от общего числа женщин, до 91% от несовершеннолетних); мужчины всех возрастов составляют примерно 10% потерпевших (из них 93% — несовершеннолетние). Схематично эту картину можно изобразить так:

Однако трудно оценить, насколько эта картина на самом деле искажена. Далеко не каждое сексуализированное преступление попадает в официальную статистику. Ведь ярко выраженных последствий, которые могли бы привлечь внимание органов правопорядка или врачей (как в случае с физическим насилием) здесь зачастую нет. Зато есть сразу несколько причин молчать.

Во-первых, иногда пострадавшие не знают, что то, что с ними произошло, — это насилие. Дети доверяют значимым взрослым и не имеют жизненного опыта, который помог бы дать оценку действиям насильника. А, например, взрослые женщины могут воспринимать принуждение к сексу со стороны мужа как «супружеский долг». 

Во-вторых, пострадавшим часто не верят. Рассказы детей списывают на разыгравшуюся фантазию. Заявления женщин — на желание «насолить» партнеру, испортить его репутацию, обогатиться.

— Ко взрослым женщинам, пострадавшим от сексуализированного насилия, сохраняется отношение «сама виновата, еще и лжет, небось, денег хочет». 

— У латентности преступлений бывают разные причины, которые могут сочетаться между собой. Например, недоверие полиции и страх, что сообщение о насилии не будет воспринято всерьез, а с пострадавшей будут обращаться унизительно. Есть риск столкнуться с саботажем со стороны правоохранителей, ведь они могут не зарегистрировать заявление в Книге учета совершенных преступлений, правонарушений и происшествий, а пострадавшие могут не знать тонкостей всей процедуры и думать, что раз заявление написано, то и дело уже идет. 

Прочитать комментарий полностью

Может не хватать сил и ресурсов для прохождение всех следственных и судебных процедур, ведь чтобы довести дело до суда, понадобится много месяцев, а то и лет постоянного общения со следователями, адвокатом обвиняемого. Придется множество раз вспоминать случившееся и отвечать на вопросы о деталях, выдерживать очные ставки и т.д. и т.п. Это требует не только сил, но и денег — обеспечить себе адвоката пострадавшие вынуждены сами. А еще страх за себя и своих близких в случае угроз и преследования со стороны насильника, неготовность делать все публичным (любое уголовное дело невозможно довести до приговора без ведома родных и близких, их будут привлекать в качестве свидетелей). 

Довольно часто люди, пережившие насилие, не сразу осознают, что именно произошло. Первое время они могут находиться в состоянии шока, потом могут пытаться забыть все как страшный сон и жить так, будто ничего не произошло. К сожалению, следственный процесс не учитывает таких особенностей.

В общем, у пострадавших достаточно причин, чтобы избегать обращения в правоохранительные органы.

«В нашем обществе до сих пор не принято обсуждать пережитый опыт сексуального насилия. Вне зависимости от возраста и тяжести совершенного против них преступления 48% опрошенных никому не рассказывали о случившемся с ними», — пишут авторы исследования «НеТабу». Еще 20% респонденток (исследование фокусировалось на насилии в отношении девочек и женщин) рассказали о случившемся только спустя многие годы. И только 3% пострадавших подали заявление в правоохранительные органы.

— Хочу отметить, что во многих странах большинство пострадавших не сообщают о преступлении в полицию и долгое время избегают обращаться к специалистам, то есть это не какая-то только для России характерная ситуация. В Великобритании, США, Франции или Германии происходит то же самое: недоверие полиции, сомнение в собственной оценке случившегося, страх за себя или близких, нежелание столкнуться с осуждением и пострадать еще больше. По оценкам экспертов, в Великобритании 20–25% пострадавших обращаются в полицию, а в США только 10–20%.

В исследовании Владислава Щепелькова, Сергея Савина и Елены Тимошиной, которое проводилось в марте 2024 года, 0,4% взрослых (в пересчете на все население России  это 464 767 человек) ответили, что подвергались сексуализированному насилию в течение предшествовавшего года. Данные МВД за этот период не опубликованы, но известно, что в 2021-м и 2022 году на взрослых пострадавших, по официальной статистике, приходилось 331 и 362 случая соответственно. Разница с данными опроса — более чем в 1300 раз. 

Еще больший разрыв демонстрируют данные уже упоминавшегося исследования социологов Эмиля Камалова и Иветты Сергеевой. По их данным, в течение всей жизни сексуализированному партнерскому насилию подвергалось 11,5% взрослого населения России: среди женщин таких 16,7%, среди мужчин — 5,2%. За один только 2021 год от сексуализированного насилия пострадали 1,2% мужчин и 1,9% женщин. Корректно сравнить этот показатель с официальной статистикой невозможно, поскольку МВД не сообщает, сколько взрослых мужчин и взрослых женщин подверглись сексуализированному насилию. Однако можно сравнить данные обо всех взрослых без разбивки по полу. По оценке Камалова и Сергеевой — это 1,5%, или 1,7 млн человек в пересчете на все население. МВД за тот же период зафиксировало 331 преступление против половой неприкосновенности в отношении взрослых. Разница — более чем в 5000 раз!

— К сожалению, хороших исследований проблемы сексуализированного насилия над мужчинами с учетом российского контекста нет. Можно обратиться к международным отчетам и исследованиям. Например, согласно отчету ЮНИСЕФ, каждый седьмой мальчик столкнулся с какой-либо формой сексуализированного насилия. Другое исследование указывает, что 27% мужчин хотя бы раз в жизни столкнулись с какой-либо формой сексуализированного насилия, вероятнее всего, в детстве.

К сожалению, исследований по проблеме сексуализированного насилия против мужчин очень мало, мы можем только очень приблизительно оценивать масштаб проблемы, опираясь на понимание, как вообще устроено насилие и как насильники используют уязвимость других людей. 

Другие преступления

В 2019 году заместитель председателя Комитета Совета Федерации по социальной политике Елена Бибикова, комментируя ход работы над законопроектом о профилактике семейно-бытового насилия, заявила, что «40% всех тяжких насильственных преступлений совершается в семье. От домашнего насилия чаще всего страдают самые слабые и незащищенные члены семьи — женщины, дети, инвалиды и пожилые люди», — но не указала, откуда взята эта статистика.

Если процент верный, то даже для примерной оценки абсолютных значений, данных у нас нет. 

Мы знаем, сколько, по информации МВД, совершалось в семьях преступлений «против жизни и здоровья» (г. 16 УК РФ) — и сколько преступлений вообще.

Росстат также приводит информацию о числе «преступлений, сопряженных с насильственными действиями, совершенных в отношении члена семьи» (но, вероятно, учитывает не все виды насилия, перечисленные в гл.16 УК РФ). По ним видно, что чаще от домашнего насилия (до 2017 года — с учетом побоев, после — без них) страдают женщины. В первую очередь — жены агрессоров. На втором месте — родственницы, не являющиеся ни женами, ни дочерьми. Сыновья и дочери страдают от домашнего насилия примерно в равной степени. Меньше всего достается мужьям:

МВД также дает общую статистику по всем тяжким и особо тяжким преступлениям. Однако важно учитывать, что в этом случае в их число входят и ненасильственные. Согласно классификации УК РФ, к тяжким относятся преступления, максимальное наказание по которым составляет до 10 лет лишения свободы, к особо тяжким — более 10 лет лишения свободы. Это и преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, и мошенничество в особо крупном размере, и госизмена. Поэтому, если общее число таких преступлений меняется, совсем необязательно таким же образом будет меняться число насильственных преступлений в семьях. 

Например, по данным МВД, общее число тяжких и особо тяжких в России в 2024 году достигло рекордных значений, обратила внимание «Верстка»*. Однако происходит это в основном за счет роста количества наркопреступлений и мошенничества, указывает издание «Если быть точным». 

При этом семейно-бытовое насилие не ограничивается физическим воздействием. По данным социологов Камалова и Сергеевой, 7,5–7,8% взрослого населения России (10,3–10,5% женщин и 4–4,4% мужчин) хотя бы раз в жизни подвергались экономическому партнерскому насилию. К нему они относят случаи, «когда человек лишает своего партнера финансовых ресурсов, как правило в форме злоупотребления, контроля и манипулирования».

Кроме того, Камалов и Сергеева пишут о психологическом насилии, к которому они относят контролирующее поведение и эмоциональное насилие. К первому относятся попытки изолировать партнера, запрет встреч с друзьями или родственниками, контроль местонахождения и социальных контактов партнера, необоснованная ревность, контроль доступа партнера к медицине или рынку труда. Ко второму — унижение, оскорбления, запугивания, угрозы причинить вред. По оценкам исследователей, в течение жизни психологическому насилию со стороны близкого человека подвергались 39,7%–49,2% взрослого населения России, в том числе 39,4%–51,3% женщин и 40%–46% мужчин.

— Темы запросов в порядке убывания количества обратившихся: психологическое насилие, физическое насилие, развод, алименты, раздел имущества, манипуляция детьми, определение места жительства детей, определение порядка общения с детьми, лишение родительских прав, сексуализированное насилие.

— В значительной части обращения к нам в последние три-пять лет связаны с домашним насилием (включающим сексуализированное), причем часто пострадавшие описывают травматичный опыт, начиная с детства. Можно отметить, что стало больше людей, готовых обратиться за помощью сравнительно быстро после пережитого насилия. Если раньше типичным было обращение от взрослой женщины, пережившей сексуализированное насилие в детстве, которая 15–20 лет никому не говорила о случившемся, то сейчас все чаще встречаются случаи, когда пострадавшие знают, что разные поколения семьи сталкивались с насилием. 

Подавляющее большинство пострадавших решает не обращаться в правоохранительные органы.

Наконец, вообще не считается преступлением, если ребенок становится свидетелем насилия в адрес других членов семьи. Психотравматизация в этом случае сравнима с ситуацией, когда он сам подвергся физическому насилию. Однако, как отмечает «Верстка»* в своем ноябрьском исследовании, наличие детей в 30% случаев становится для судов смягчающим обстоятельством. Преступник, убивший или избивший партнершу на глазах детей, может получить меньшее наказание, чем тот, у кого детей нет.

Слон в комнате

Попытка описать ситуацию с домашним насилием напоминает известную притчу о слепых, которые ощупывают слона. Каждый источник — официальная статистика, опрос, исследование — описывает его по-разному. Полная же картина складывается с трудом, потому что данные отрывочны, зачастую не консистентны и искажены.

Мы не знаем в подробностях, сколько каких преступлений, относящихся к домашнему и партнерскому насилию, фиксируют правоохранительные органы, потому что в публикуемых отчетах отражены далеко не все из них.

Мы не знаем, сколько в действительности совершается преступлений в семьях, поскольку часть (иногда бóльшая) вообще не попадает в поле зрения правоохранительных органов и ускользает от исследователей.

Мы не знаем, сколько таких преступлений было совершено за последний год, потому что официальная статистика по семейно-бытовому насилию не публикуется, а исследования, основанные на опросах, выходят с запозданием.

Прогнозы, сделанные на основе данных прошлых лет, могут оказаться ошибочными из-за того, что долгосрочные тренды ситуативно искажаются. Мы уже видели, как меняется статистика из-за изменения способа учета (на примере декриминализации побоев). Вот еще пример. Если взглянуть на долю убийств, совершенных родственником или интимным партнером, кажется, что с 2018 года начался резкий всплеск домашнего насилия:

Однако на самом деле уровень домашнего насилия просто остается почти неизменным на фоне ощутимого снижения общего числа убийств:

Долгосрочный тренд — сокращение числа насильственных преступлений. Однако уровень именно домашнего насилия может колебаться под влиянием самых разных внешних факторов. Известно, что он вырос во время пандемии COVID-19 из-за того, что многие семьи оказались буквально «заперты» на карантине. Затем, как пишут Владислав Щепельков, Сергей Савин и Елена Тимошина, последовали «сокращение в 2022-м и небольшой рост в 2023 году». Авторы исследования «Алгоритм света» отмечают снижение уровня домашнего насилия к 2023 году по сравнению с пандемийными годами: если в 2011–2019 годах от рук родственников и партнеров погибали 66% убитых женщин, а в 2020–2021 годах — 71%, то в 2022–2023 годах — 67%.

— В среднем статистика обращений у нас не меняется. В месяц порядка 25 обращений. В 2021 году было чуть меньше, с 2022-го стало чуть больше и держится на уровне примерно 300–350 в год.

В последние годы обращаются женщины с более низким уровнем образования, зачастую с тяжелым семейным неблагополучием в прошлом. Зачастую это выпускницы детских домов. Учителя или жены бизнесменов обращаются все реже.

Ситуации стали более тяжелые. Чаще женщины жалуются на сталкеров, которые долгое время преследуют жертву и от которых невозможно отделаться. Много национальных семей (как правило, мусульман), в которых где давление со стороны родственников вынуждает пострадавших терпеть издевательства и унижения, в том числе на глазах детей. 

— В 2023 году у нас было меньше заявок, чем в 2022-м, в 2024-м — в среднем больше, чем в 2023 году. Скорее всего, это связано с нашими активностями и кампаниями. 

Стало больше заявок от мужчин и юношей, но общее гендерное соотношение заявок это не меняет. Пока что мы бы не спешили с гипотезами на этот счет, так как изменения не выглядят устойчивыми. 

Чуть больше стало заявок от подростков с описаниями ситуаций интернет-небезопасности. Это, скорее всего, связано с нашей просветительской деятельностью.

— Количество обратившихся за помощью в НЖКЦ в 2021 году составило 758 человек, в 2022-м — 780, в 2023-м — 633. Спад мы связываем с недостаточной оффлайн-рекламой.

— Мы начали работать в июне 2019 года. С каждым месяцем обращений было все больше. Но это может быть связано с тем, что о нас узнавало больше людей. 

Прочитать комментарий полностью

Мы ожидали всплеска обращений во время пандемии коронавируса. Этого не произошло, и у меня есть этому объяснение: женщины и девушки, которые находились в ситуации домашнего насилия и все время чувствовали себя лишними в семье, вдруг почувствовали себя нужными. Их усилия, их самоотверженность и жертвенность, которая на Кавказе ценится превыше всего, вдруг оказались востребованы. 

То же самое мы заметили после начала военных действий. Казалось бы: твой брат тебя бил и обещал убить, а ты переживаешь, что он идет на фронт, и делаешь все, чтобы ему помочь. Это — демонстративная жертвенность: благодаря ей женщина перестает чувствовать вину за то, что жалуется на семью. Напротив, она чувствует, что ее время и силы нужны близким.

В целом, очень сильно растет количество обращений, но это, вероятно, связано еще и с тем, что некоторые наши кейсы попадают в публичное поле. 

В совокупности все эти «мы не знаем» и «у нас нет данных» могут создать ощущение, что никакого домашнего насилия нет. Однако те крупицы информации, которые у нас все же есть, доказывают: проблема существует. Мы не можем увидеть этого «слона» целиком, потому что он огромный. Но он — здесь, и с этим согласно большинство россиян.

Бить нельзя, закон против насилия нужен

Судя по опросам, большинство россиян считают насилие в семьях недопустимым, — хотя слова могут расходиться с делом.

— На словах, конечно, большинство будет против насилия. Я бы сказал, что гораздо важнее другая цифра: что 31% считают проблему преувеличенной. И прежде всего — мужчины; среди женщин такой ответ встречается реже. Хотя мы в наших исследованиях встречали и женщин, которые считают, что проблемы нет и закон против домашнего насилия не нужен.

Как бы там ни было, те, кто считает проблему преувеличенной, — в меньшинстве.

Оценивая масштабы проблемы, большинство предполагает, что она затрагивает минимум половину российских семей.

Поэтому россияне, как правило, отрицательно высказываются о декриминализации побоев 2017 года и положительно — о законе против домашнего насилия.

Меняется отношение к проблеме у представителей правоохранительных органов и судов. Опрошенные нами сотрудники помогающих организаций отмечают: у пострадавших охотнее принимают заявления, сам термин «домашнее насилие» не вызывает отторжения или непонимания. Правда, положительные перемены видят не все, — но все подтверждают актуальность проблемы.

— Участковые чаще инициируют передачу дела в суд. МВД охотно обсуждает тему и возможности взаимодействия с НКО. 

— Мы собрали 24 истории — случаи беглянок, спасавшихся от домашнего насилия, которым помогали мы и дружественные организации. И везде полиция либо явно отказывает в помощи, либо волокитит дела и не принимает заявления о похищении девушки. По инсайдерской информации от самих полицейских, им отдано распоряжение не вмешиваться в кавказские кейсы. 

Это не считая случаев, когда полицейские просто передавали видео с камер наблюдения родственникам беглянок в обход закона, без соответствующих запросов. В некоторых случаях мы знаем, что это было сделано за деньги.

— Я боюсь, что у меня ошибка выжившего, однако кажется, что медленно, но верно отношение к проблеме домашнего насилия у правоохранительных органов меняется. Сегодня они хотя бы понимают, что это значит. 

Но тут возникает следующая проблема. А дальше-то что? Сотрудники полиции не знают, что делать с женщиной, которая к ним приходит снова и снова. 

Например, в Москве сейчас в каждой «дежурке» есть буклет кризисного центра. Но сотрудник, который устроился участковым позавчера, его даже не замечает и не знает о существовании таких центров. Нет механизмов межведомственного взаимодействия.

Инструкции по работе по бытовым преступлениям практически не применимы к ситуации домашнего насилия. Поступил звонок, дежурный его принял, ППС выезжает на место — а там закрытая дверь, и соседи говорят, что за ней кого-то убивают. Кто решает, выламывать эту дверь или нет? Патрульные, как правило, звонят дежурному, потому что он старший смены. Но нигде в действительности не прописано, кто и по каким критериям должен принимать такие решения. Никто не берет на себя такую ответственность, и ППС просто уезжает. 

Чтобы появился механизм межведомственного взаимодействия и внутренняя нормативная база, и нужен федеральный закон о профилактике семейно-бытового насилия. 

* Левада-Центр и издание «Верстка» внесены в реестр иноагентов

Благодарим проект «Если быть точным» за помощь в разработке методологии